Тяжело топая по дороге, крестьянин приближался к Гендибалю, глядя на него в упор. Гендибаль немного испугался. До сих пор никто из думлян не смотрел на него так. Даже дети убегали и подсматривали издалека. Гендибаль не ускорил шагов, не сошел с дороги. И так хватало места разойтись, не вступая в разговор. Так было бы лучше. Он решил не касаться сознания думлянина. Ближе, ближе… Пришлось-таки сделать шаг в сторону. Но думлянин остановился и загородил дорогу – расставил нога, упер руки в бока.
– Хо! – рявкнул он басом. – Быть ты мученый?
Сознание думлянина излучало угрозу, задиристость.
Гендибаль понял, что молча пройти мимо не удастся – задача непростая. Говорить с простыми смертными, привыкнув к менторечи, очень трудно – все равно что пытаться сдвинуть валун с дороги руками, когда рядом валяется лом.
Гендибаль ответил как мог спокойно:
– Да. Я ученый. Я есть ученый.
– Хо! «Он есть ученый!» Мы что, на чужой язык говорить? Что, я не видеть, что ли, быть ты или есть? Кто еще ты быть, такой дохлый и носатый? – хмыкнул он, презрительно покачав головой.
– Что тебе нужно от меня, думлянин? – не двигаясь спросил Гендибаль.
– Меня быть звать Руфирант. Другой имя быть Кароль.
Говорил он с ужасным думлянским акцентом, «р» произносил с гортанным грассированием.
– Так чего ты хочешь от меня, Кароль Руфирант?
– А тебя как быть звать, мученый?
– Какая тебе разница. Называй меня ученым.
– Есть я быть спрашивать, ты быть отвечать, дохлый жалкий мученый!
– Ну что ж, в таком случае меня зовут Стор Гендибаль. А теперь я пойду по своим делам.
– Какие такие у тебя быть дела?
Гендибаль ощутил легкое покалывание в области затылка. Поблизости были еще другие сознания. Не оборачиваясь он сосчитал: еще три думлянина позади. Дальше – еще несколько. От крестьянина жутко разило потом.
– Каковы бы ни были мои дела, Кароль Руфирант, они тебя не касаются.
– А, ты так говорить? Ребята! – возгласил Руфирант громовым басом, – Он говорить, его дела нас не касаться!
Позади раздался дружный хохот и чей-то голос произнес:
– Он говорить правда! Его дела – копаться в книжки и тюкать пальцы по компутеры – настоящие мужчины не для это занятие!
– Какие бы у меня ни были дела, – упрямо сказал Гендибаль, – я пойду и займусь ими.
– А как ты думать, мученый, заняться свои дела? – нагло поинтересовался Руфирант.
– Пройду мимо тебя.
– Ты хотеть попытаться? Не побояться, что я остановить тебя одна рука?
Гендибаль совершенно неожиданно для себя самого перешел на грубый думлянский диалект:
– Думать, я тебя испугаться? Хотеть задержать меня? Все вместе или ты один?
Вряд ли стоило дразнить великана, но не вызови его Гендибаль на дуэль, крестьяне могли скопом навалиться на него, а тогда ему бы пришлось повести себя гораздо более резко.
Сработало. Руфирант немного сбавил тон.
– Если тут кто и бояться, так это быть ты, книжный сосунок! Ребята: разойтись быть! Отойти в сторонку, пусть мученый видеть, бояться я по-честный, один на один, или нет!
Руфирант поднял тяжеленные кулачищи и замахал ими. Искусство владения кулачным боем Гендибалю было незнакомо, но он не слишком боялся кулаков Руфиранта. У него было другое оружие. Правда, он был не застрахован от получения случайного удара.
Гендибаль по-кошачьи пошел на Руфиранта, быстро и точно воздействуя на сознание крестьянина. Легкие, нечувствительные касания, но вполне достаточные для того, чтобы замедлить рефлексы, подавить агрессию. Оставив на мгновение сознание Руфиранта, он перенес воздействие на остальных крестьян, которые собрались вокруг. Гендибаль работал виртуозно, молниеносно, не задерживаясь ни у кого из крестьян в сознании надолго – лишь только, чтобы подметить то, что ему самому было нужно и полезно.
Осторожно, медленно он приближался к крестьянину, следя за тем, чтобы больше никто не вмешался в поединок.
Руфирант нанес резкий удар, но еще до того, как напряглись его мышцы, Гендибаль увидел этот удар в своем сознании и уклонился. Удар прошел мимо. Дружный хор издал разочарованный вдох.
Гендибаль не стал наносить ответного удара – для крестьянина это был бы комариный укус. Он мог только управлять этим мужланом, этим озверевшим быком и заставлять его все время промахиваться.
Грозно взревев, Руфирант ударил еще раз. Гендибаль был готов и отскочил в сторону. Еще удар – и опять мимо.
Гендибаль услышал собственное дыхание – воздух со свистом вырывался из ноздрей. Никаких физических сил он не затрачивал, но психологическая нагрузка в попытке воздействовать при минимуме вмешательства в сознание была колоссальна. Так долго не продержаться.
Спокойно, стараясь совсем чуть-чуть возродить в сознании Руфиранта его природный страх перед учеными, Гендибаль сказал:
– А теперь я пойду по своим делам.
Гримаса ярости исказила физиономию Руфиранта, мгновение он не двигался. Гендибаль видел его мысли, как на ладони: маленький ученый вдруг исчез! Сознание остальных крестьян на миг сковал испуг…
Но злоба пересилила страх. Руфирант вскричал:
– Ребята! Мученый быть танцор! Он устроить нам пляска, не хотеть драться по-честный, по-думлянски. Ну-ка, хватать его. Мы быть драться удар на удар тогда. Пускай он бить первый – это я ему дарить, а я – ударить последний!
Гендибаль заметил просвет в кольце окруживших их крестьян. Не дать кольцу сомкнуться, бежать как можно быстрее – положиться на свои ноги и способность подавить сознание крестьян!
Он отпрыгнул назад, рванулся вперед – все напрасно. Их было слишком много, а необходимость выполнять правила поведения на Тренторе сковывала его.