Академия на краю гибели - Страница 119

119

– Прямо сейчас. Пойдемте, я отведу вас к нему, Пел. И вас, конечно, тоже, Трев.

– А потом уйдете? – с тревогой поинтересовался Пелорат.

– А вы не хотите, чтобы я уходила, Пел?

– Конечно не хочу!

– Ну вот, – сказала Блисс, как только они тронулись вслед за ней по гладковымощенной дорожке, что вилась по саду. – Мужчины сходят от меня с ума с первого взгляда. Самые дряхлые старикашки начинают резвиться, словно мальчишки.

Пелорат рассмеялся:

– На мальчишескую резвость я не слишком рассчитываю, но вряд ли бы разрезвился, даже если бы мог, когда бы не вы, Блисс.

– О, не наговаривайте на себя. В вас еще полно мальчишества. А я умею творить чудеса.

Тревайз нетерпеливо прервал их разговор:

– Когда мы доберемся туда, куда должны добраться, долго нам придется ждать этого вашего Дома?

– Он будет ждать вас. Ведь Дом с помощью Геи столько лет трудился, чтобы вы попали сюда.

Тревайз резко остановился, будто ему стукнули под коленки, и послал Пелорату выразительный взгляд. Тот одними губами проговорил:

– Ты был прав.

Блисс, глядя прямо перед собой, спокойно проговорила:

– Я знаю, Трев, вы подозревали, что я/мы/Гея проявляем к вам интерес.

– Я /мы /Гея? – тихо переспросил Пелорат.

Блисс улыбаясь обернулась к нему.

– У нас существует много самых разных местоимений, отражающих степень участия и индивидуальности на Гее. Я бы могла объяснить вам оттенки их значения, но пока хватит этого: «Я / мы / Гея». Прошу вас, Трев, пойдемте. Дом ждет, а мне не хотелось бы заставлять ваши ноги идти быстрее. Это не так приятно, когда к такому не привык.

Тревайз пропустил ее вперед, сопровождая взглядом, полным глубочайшего подозрения.

74

Дом оказался мужчиной почтенных лет. Разговор с гостями он начал с того, что произнес все двести пятьдесят три слога своего имени нараспев, кое-где делая ударения.

– На самом деле, – пояснил он затем, – это моя краткая биография. Мое имя повествует слушателю, читателю или сенситиву, кто я такой, какова моя доля участия в целом, что мне удалось сделать за свою жизнь. Но уже более пятидесяти лет я довольствуюсь одним-единственным слогом своего имени – Дом. Когда рядом находятся другие Домы, меня можно называть Домандио, а когда я занимаюсь чем-либо профессионально, употребляются другие слоги. Лишь один раз в геянском году, в мой день рождения, мое полное имя всеми произносится в уме так, как я произнес его для вас вслух. Это замечательно, хотя для непосвященного немного непривычно.

Дом был высокий, худой – еще чуть-чуть, и его можно было бы назвать тощим. Глубокопосаженные глаза его искрились нежданной молодостью. Двигался он медленно, плавно. Края ноздрей тонкого, длинного, с горбинкой, носа, были чуть красноватые. Руки покрывала сеть расширенных вен, однако не было похоже, что он страдал ревматизмом. На нем был длинный, до лодыжек, хитон – серый, серебристый, совсем как седые волосы Дома. Босые ноги были обуты в сандалии.

– Сколько вам лет, сэр? – спросил Тревайз.

– Прошу, зови меня Дом, Трев. На Гее принято называть друг друга на «ты». Всякие другие обращения создают формальность и снижают возможность свободного обмена мыслями. В Стандартных Галактических годах мне исполнилось девяносто три, но настоящий праздник будет еще через много месяцев, когда мне исполнится девяносто геянских лет.

– Я бы вам… тебе больше семидесяти пяти не дал, Дом, – признался Тревайз.

– По геянским меркам, ничего удивительного – ни в том, что я дожил до такого возраста, ни в том, как я выгляжу, Трев. Ну что, мы уже поели?

Пелорат глянул в свою тарелку, где осталось довольно много непрезентабельной на вид еды, – угощали их крайне небрежно приготовленными мясными блюдами – и осторожно обратился к Дому.

– Дом, можно я попробую задать один чудной вопрос? Конечно: если он покажется тебе обидным, я больше никогда о таком спрашивать не буду.

– Спрашивай, – ободряюще улыбнулся Дом. – Я просто горю желанием поведать вам о Гее все, что вызывает ваше любопытство.

– Почему? – незамедлительно встрял Тревайз.

– Потому, что вы – почетные гости… Позволь, я выслушаю вопрос Пела.

– Если все живущие на Гее, – начал Пелорат, – участники коллективного разума, как же может быть такое, что ты, элемент коллектива, можешь есть вот это, что явно является другим элементом?

– Верно подмечено! Но все на планете совершает круговорот. Мы должны питаться, и все, что мы можем употреблять в пищу, – и растения, и животные – являются частями Геи. Но надо учесть, что ничто и никто из того, чем мы питаемся, не убивается ради забавы, из спортивного интереса, никто и ничто не убивается так, чтобы испытывать при этом ненужную боль. Видимо, мы немного переусердствовали сегодня с мясными блюдами – сами геяне не едят мяса больше, чем должны. Тебе не понравилось, Пел? А тебе, Трав? Ну, собственно, еда не для наслаждения предназначена. Вот еще о чем следует сказать: то, что съедено, в конце концов остается частью планетарного разума. Пока я жив, эти частицы включены в мое тело и вместе со мной участвуют в нем. Когда я умру, меня тоже съедят, пускай всего лишь бактерии, питающиеся продуктами распада, но и тогда я тоже буду частью общего разума, хотя доля моя станет несравненно меньше. Но когда-нибудь частицы меня попадут в другого человека или многих людей, и я стану их частями.

– Нечто вроде переселения душ, – кивнул Пелорат.

– Что, Пел?

– Я говорю о древнем веровании, до сих пор распространенном в некоторых мирах.

– А-а-а… Я о таком не слышал. Как-нибудь обязательно расскажи мне.

119